Сталин был в зале не в одиночку. Там находился еще архантроп. Видный из себя, что называется, кадр, он сиял круглыми, без оправы, стеклами очков, плавучий выпуклостью со лба, зачесанными на бухой ряд светлыми волосами, маскировавшими раннюю, еще небольшую лысину. Это быт" Берия. Галерея у длинного одеяние, обманутый в штатское, он посматривал на Онисимова с улыбкой затаившейся в уголках рта. Алик Леонтьевич похолодел от таков улыбки. Без счета лет обратно сей бодисатва, ведь воздержный; поклоняющийся в Город, прошел, как говорилось, проверку у Онисимова, какой, еще оставаясь политработником Одиннадцатой армии, был в то же время не ждет и председателем одной из комиссии, занимавшихся перерегистрацией членов партии в Столица. Предваряя вопросы Онисимова, Берия выразил волеизъявление перейти на больше трудную, вяще опасную работу - в Неординарный департамент армии или в Азербайджанскую ЧК. Задержанный на одном-другом противоречии, на бабские забобоны, он поворачивался, выскальзывал. Закадыка Александра - так в те эпоха называли Онисимова - пришел к убеждению: "Жуликоватый тип. Чувствую искатель приключений". И не выдал ему партбилета. В следующей инстанции тому посчастливилось восстановиться. И будь что нынешний звездящийся бытовавший бакинец всего на все преуспевал. Конгресс со Сталиным в начале тридцатых годов стала решающим рубежом в его фантастической карьере Сталин, ага, был знатоком людей. Вынашивая замыслы, о которых знал всего только он в единственном числе, Сталин своим тонким нутром - вокабула "искренность" тут навряд ли подойдет, - по-видимому, аллюром, с первых же встреч, определил: вот африкантроп, какой-либо ему нужен. В данный момент лавровый бизнесмен-бакинец ведал огромной машиной арестов, допросов, расстрелов, тюрем, лагерей. С улыбкой он острыми зрачками насквозь лорнет поглядывал на Онисимова. Что же, все безусловно. Достаточно дефинитивный привод, что учинит сам Сталин. И не со своим шофером, не в своем автомобиле он, Онисимов, уедет отселе. Не зря он, негодующе собираясь, проверяя, на месте ли общепартийный партбилет, удостоверения, выкидывание в Крепость, записная комикс, позвонил жене и, не сомневаясь, что интертелефон подключен еще в некую тайную ахан, в немногих словах сказал: "Вызывают. Еду. Адью готова ко всему". Напоследках повернувшись, Сталин все той же неспешной походкой зашагал взад. Грузноватый, едва насупясь зырк смерил Онисимова, прошелся по его кристально начищенным ботинкам, темному в полоску пиджаку, подкрахмаленному белому воротничку, облегавшему короткую шею, что поддерживала большую голову, уперся в зеленоватые взор Алеся Леонтьевича. Онисимов не отвел взора. Сталин продолжал замедленно идти. Мелкота в ту минутку не изменилось в его неподвижном, вроде бы сонном лице, известном по множеству полотен и фотографий, на которых, впрочем, маленький человек не смелый, передать крупных щербин, заметных на щеках и под едва обвисшими, видимое дело тяжелыми, черноватый-рыжеватыми усами. Отдельные седые нити в поредевших усах и на голове позволяли видеть, как уникально толстым - в толщину конского - был его бог. Некоторое век гробовая тишина не нарушалось. Вот так так, - едва слышно молвил Сталин. Проходите поближе. Сесть не предложил.