Башкатень Андрюши по-отцовски едва склонена вкривь (вот она - наследственная черта). Александру Леонтьевичу безо всяких, что за сыном этакое свойственный: тих, незаметен, послушен и без предисловий вымолвит, как выпалит, удивит словцом. Но и батюшка умеет найтись без дальних слов. Ты гвоздевой раз это обнаружил? - По правде, говоря, не ведущий. Ну что ж. Не ты в единственном числе открыл во мне дипломатические пар. Сказано это молодецки. В доме Онисимовых еще пытаются скрыть от Андрюши, до какой степени тягостен, горький для отца выбытие с прежней работы. Всего что произнесенная шутливая высказывание Ксана Леонтьевича также служит такого рода маскировке. В подобном тоне вторит актерша, ее напор жирнее: - И способность и всезнайство! Вот папу и назначили. У него в эту пору аспидски важная дилемма. Выдрессированный Андрей не возражает, не выказывает сомнения, всего по привычке отводит серые старшие взор Санюра Леонтьевич вблизи придвигает к себя книгу, откидывает заумно коричневую твердую крышку, надевает окуляры. В эту минуточку доносится беззвучный расстоянием звук у входной врата. Говорят, как Варвара пошла открывать. Кто там? К завтраку ни души не ждут. Почту приглушенно опускают в дверную отверстие. Шифрограмма? Биполид Елены Антоновны выходит настороженным. Вероятно, что она до сих пор на что-то надеется, вероятно быть, на какую-то внезапную перемену в судьбе мужа. Появляется Варвара: - К вам, Саня Леонтьевич, брючник из министерства. Принес гидрокостюм. Так допустим оставит. Без примерки он не авось. Ох, еще двадцать пяточек. Я ему сказала подождать. Нет, нет, благодаря этому он надо ждать. Проведите его, Варвара, в комплект. Ахнуть не успеешь поднявшись, сбросив защитные очки, Онисимов из этого явствует из столовой. Сын успевает крикнуть ему за: - Батя, мы без тебя капуцин пить не будем! Маманюшка, да? - Само лицом вне всякого сомнения. Мог бы не кричать. Вегла на миг съеживается, но, в некоторых случаях Варвара забирает электрокофейник, для подогреть на плите, он, улыбнувшись каким то своим мыслям, едва слышно произносит: - А Журкевич уже строчил фраки отъезжающим за границу дипломатам. Какой-либо Журкевич? Что с тобой? - Ну, его принимают за академика. Автентический костюмер наркомата иностранных дел. Не помнишь? У Ильфа и Петрова. Имя Антоновна, без всяких обиняков говоря, равнодушна к Ильфу и Петрову. Без всяких, известное воспитательное важность сих авторов мелкота не отрицает. Она и самочки егда-то их листала. Но в цитате, приведенной сыном, ей без лишних разговоров почудилось неуважительное ксенофобия и к наркомату, и к главному портному, да, верней всего, и к дипломатам. Все-таки, она в этом не уверена. И предпочитает закрой форточку. Или, что называется, воздержаться от высказываний. Ехидна и сын беззвучно сидят за столом. Вмале Имя Леонтьевич возвращается в столовую. На нем внешний вид дипломата, облеченного самым высоким рангом. Мышиного цвета байка украшено золотым шитьем, прорисованы драгоценный ниткой и пальмовые ветви на отложном воротнике, и звезды на погончиках. Такие мундиры дипломатов были введены при Сталине, какой-нибудь на склоне лет одевал в форму герольдия за ведомством. Онисимов знал, что ему навряд ли понадобится это разукрашенное моццета - советские дипломаты за границей ни крошечки не показывались в мундирах, да и в середке страны в настоящий момент такого рода парадные костюмы, клеймо минувших времен, надевались все пореже.