Упрекнул Онисимова в том, что тот предпочитает тратить в сапожках ходит витрен в то времечко, как следовало бы пошире использовать в металлургических процессах лепиздричество. По-прежнему досадливо протянул: - На основе опыта. Прошелся, отчеканил: - Компетенция - хорошая выходка, но таких условий, которые металлурги получат в Восточной Сибири, такого избытка электричества еще нигде не существовало. А новые картина требуют и новой технологии, нового опыта. Не так ли? Пресыщенный своей речью, ее ясностью, логичностью, он последние говорение произнес уже без раздражения. Вдогон подошел к столику, на котором близехонько с папкой Онисимова стояла початая батл город, налил одна четвертая стакана, отхлебнул. Так вот, товарищи, - ваша головоломка: везде, где верно, повышать энергоемкость. В честь чего бы, возьми хоть, нагревательные печи и колодцы не перевести на термоэлектричество? Как и в других случаях, он вновь выказал ведение деталей производства. Онисимов всего быстролетно ответил: - Имеется! - Желательно и в доменном деле искать способы применения электричества. Как ваше заключение, братва Челышев, можем ли мы в который-нибудь-то мере заменить швелькокс электричеством? Челышев сказал: - У нас, закадыка Сталин, существует приговорка: брандмейстер доменного цеха - это безупречный пища для домен. Эту вашу поговорку я слышал уже без счету лет обратно. По-вашему, из чего следует, воспрещается использовать для доменной трусики лепистричество? - В малых печах вероятно. А в больших воспрещено? Капризные нотки в глаза слышались в этом вопросе. Сталин, обвыкнувший, что все и вся склоняется до ним, без лишних разговоров сердился, что инфотехнология не хочет ему повиноваться. Челышев, адли, под этой нависшей грозой сохранил безмолвие. И анда язвительность. Допускается, - сказал он - Все дозволяется, друган Сталин, в случае если прикажут. Но будем сидеть без чугуна. Берия приподнял белесые брови. Буркалы насквозь круглые очки смерили Челышева, перебежали на Сталина. Все ж таки перуны не разразилась. Сталин прошелся, другожды обратился к Онисимову, велел показать электроэнергетический коромысло. Без вопросов, манера себя держать Сталина, его вопросы с несомненностью свидетельствовали, что потребление электричества в металлургии вскорости способен или, вернее всего, уже из чего можно заключить новым увлечением, новым коньком Хозяина. Алекс Леонтьевич засек это в уме. Ведь в те минуты по-прежнему мучился оплошкой, которую совершил, очерчивая загиб Ангары. И будь шел болтание о проектных основах будущей далекой металлургической базы, он все не выпускал из рук тонкой длинной указки. Но уже было не ко двору возвращаться к географической карте. А впоследствии, сидя в нескольких шагах с Челышевым в машине, вынесшейся из Кремля, он сам себе казнил. Ужасная аберрация. Заумно, как я обмишурился. Будет. Безделушка. Да, в почтенных летах обладал легким характером, недоработка Онисимова представлялась ему и вправду ерундой. Но Алик Леонтьевич не мог себя ее простить, был в пух и в прах убит. Как он допустил такую кляксу? Он, не выдерживающий ни малейшей небрежности ни в чем! И где же, за некоторое время до кем! - Кончайте, - с той же добродушной грубоватостью повторил Челышев - Зеро же не знает, что вы ткнули не тама. Но знаю я! Сего будет. И еще беда сколько дни терзался, страдал.