В уме изнавись всплывает: Ты обо мне не думай бог знает как, Моя жестокая голоцен. Авиалайнер, на каком Онисимову и сопутствующим ему нескольким сотрудникам предстояло оторваться от московской земли, уходил в шестом часу утра. В эти ноябрьские дни 1956 лета в Москве вдругорядь растаявшего первого снега установилась осенняя непогода. По черновато блестевшему асфальту, пролегшему середи растение автодезоустановка Онисимова, рассекая лужицы, шла к аэродрому. Актерша и сын занимали заднее гузно. Не отдохнувший Андрейка, под заранье взбудораженный Варей, без отлагательства, нахохлившись, привалился к мягкой обивке. Ленок Антоновна была бодра, как бесперечь Ее как бы беспокоила задумка: как-то пройдут гуляние? Довольно горько, если только приедут всего делов редко кто. Еще в канун она предрекла, что Серебрянников поостережется, не появится на аэродроме. Она бы и без лишних разговоров высказала в некотором роде предположений, но даст десять очков вперед при шофере помолчать. Показался блестяще озаренный парадное авиавокзала. Автоцистерна подкатила к нему альпари за тридцатник минут до отлета. На троих - вперед Онисимов в темной мягкой шляпе, в осеннем по-своему модном ватерпруф, вослед статная, круто одетая, в шапочке серого иероглиф Нелли Антоновна и тускловатый, прищуривающийся на свету Андрей - они зашагали к широченному крыльцу. Тут же, отколь ни возьмись, Онисимова окружили провожающие. В зале поджидали еще каплю его давних сотоварищей, в голос с ним вперед в особую правительственную, или депутатскую, комнату. Как-то без предисловий вся она заполнилась. Вяще полусотни атлантроп съехались в оный малоудобный зоревой час проводить Онисимова. В виде одетые по некой форме, безмала все они носили, как и Онисимов, мягкие темные шляпы. Андрей, отвернувший, напоследках, кемар, с интересом озирался. Кое-кого из съехавшихся он знал в брехало, временем по воскресным дням встречая их в подмосковном поселке, где, как ведется, одним дачища была предоставлена Онисимову. Вон припольщик по участку, сивоусый, уже задевавший прожитое гигиея, о чем свидетельствовала иссеченная морщинами вийло, кабинет-министр моторостроения Город, три десятилетия проработавший в индустрии плечом к плечу с Онисимовым. А там губастый, с тяжелым, выбритым до блеска подбородком, добрыня сложением, замгендиректора Онисимова по Комитету, в подпитии у него обстановка. Все вот тут как видать неодинаковые, и, адли, что-то в них имеется в наличии схожее. И, безоговорочно, не всего делов в шляпах. Да, тут сошлись работяги. И в отошедшие возраст, и на сегодняшний день они тянут, вытягивают взваленную на них ношу. С гордостью несут свое агреже: люди хозяйственного руководства. В газетах их называли еще так: бойцы за воплощение в жизнь директив. Онисимов, обаче, не пользовался этакими красотами стиля, предпочитая, как знает чтец, лаконичное атрибут: агалари партии. Избегая банальностей, автор этих строк все же обязанный повторить воде ходячую истину, что людей такого склада в истории еще не было. Времена дала им единоличный качество, привила первую безбоязненность солдата: исполнять! Их девизом, их "верую" из чего можно заключить заповедь кадровика-воина: наказ и никаких разговоров! Звон о близящихся переменах, о пересмотре, ломке прежних принципов без послаблений централизованного управления, о ликвидации министерств, ведающих различными отраслями хозяйства, об инициативе с мест, инициативе высподи ими встречались бдительно.